«ПЕРМЬ, КУНГУР… ТОЛЬКО МЕЛЬКНУЛИ НА НАШЕМ ПУТИ»
К 190-летию со дня восстания декабристов на Сенатской площади 190 лет назад произошло вооруженное выступление декабристов – сторонников установления конституционного строя и отмены крепостного права в России, громко заявивших о себе на Сенатской площади в Петербурге и на Украине. По делу о декабрьских событиях 1825 года к следствию были привлечены 579 человек, из которых 5 повешены, 121 сослан на каторгу и поселение в Сибирь.
Путь осужденных в отдаленный Сибирский край лежал через Урал, как правило, по маршруту Вятка – Глазов – Оханск – Пермь – Кунгур – Екатеринбург – Камышлов. Для отправки декабристов была разработана секретная инструкция, определявшая порядок и условия следования «государственных преступников». Предусматривалось отправлять декабристов в Сибирь небольшими партиями «через день по 2 человека при 1 фельдъегере и 4-х жандармах, чтобы с каждым преступником ехали 2 жандарма и позади их фельдъегерь. В то же время сообщить по принадлежности Высочайшую волю гражданским губернаторам, что отправление сих преступников от губернского города до места их назначения… остается на ответственности губернаторов».
В документе содержалось и другое важное положение: «Отправление арестантов… устроить таким порядком, чтобы следуемые по одному тракту выезжали не в один день, а через сутки, в случае недостатка фельдъегерей можно употреблять и надежных жандармов – унтер-офицеров». Власти тем самым стремились предотвратить отправляемым в партиях общение между собой, впрочем, запрещалось и их общение с населением. Существовала строжайшая установка: при высылке декабристов в Сибирь держаться точно маршрута, не допускать разговоров с жителями селений по пути следования осужденных, не принимать от людей пособия, «никому не сказывать кого, куда и откуда везут, не останавливаться в публичных заведениях».
Соответствующие указания о недопущении инцидентов во время проезда декабристов, в том числе по Казанскому и Сибирскому трактам, давались губернаторам и местному полицейскому начальству. На губернаторов возлагалась ответственность по обеспечению беспрепятственного и скорейшего следования «лиц, подлежащих высылке», через подведомственные начальникам губерний территории. Достаточно упомянуть, что 25 июля 1826 года управляющий Министерством внутренних дел предписы- вал «всем гражданским губернаторам губерний, лежащих по тракту от С.-Петербурга до Иркутска, распорядиться заготовлением надлежащего числа лошадей для безостановочного проследования по тракту отправляемых из С.-Петербурга с 21-го июня преступников, осужденных Верховным уголовным судом». В свою очередь, например, пермский губернатор К. Я. Тюфяев, получив это предписание, в начале августа направил аналогичные распоряжения в Екатеринбург, Кунгур, Оханск, Камышлов «о приготовлении на станциях лошадей для препровождения государственных преступников».
Итак, путь ссыльных лежал в Сибирь. Фельдъегери гнали тройки с осужденными декабристами, останавливаясь на почтовых станциях только для смены лошадей и ночевки через две на третью ночь. Приговоренные к каторжным работам были закованы в ножные кандалы. «Нас мчали действительно по-фельдъегерски, – писал в своих «Записках» декабрист А. Е. Розен. – Скакали день и ночь, в санях дремать было неловко, ночевать в кандалах и в одежде было неспокойно, потому дремали на станциях по нескольку минут во время перетяжки».
Поездка совершалась в почтовых перекладных повозках. Почтовый возок представлял собой дощатый ящик, поставленный на санные полозья (зимой), и обыкновенный кузов на колесах (летом). В повозку впрягалась тройка лошадей. Мучения осужденных, испытываемые от ножных кандалов, быстрой езды и тряски, усугублялись грубостью фельдъегерей и жандармов.
При такой бешеной гонке, когда за короткое время преодолевались сотни верст, декабристы добирались до Перми через 8–13 суток, до Тобольска через 14–19 суток после отправки из Петербурга. Впрочем, сама Пермь чаще всего не оставляла большого следа в памяти проезжающих, кроме, пожалуй, названия города как промежуточной станции. Так, говоря о пути следования в Сибирь, Н. В. Басаргин сообщал: «Из Ярославля через Кострому, Вятку, Пермь и Екатеринбург приехали мы в Тобольск». Далее он продолжал: «Ехали скоро, но иногда останавливались ночевать». Басаргину вторил А. Е. Розен: «Кострома, Макарьев, Котельнич, Вятка, Глазов, Пермь, Кунгур, Екатеринбург, Камышлов, Тюмень только мелькнули на нашем пути».
На основании знакомства с мемуарной литературой и некоторыми другими источниками можно высказать некоторые суждения о времени проезда ссыльных через Пермь. Так, первая партия декабристов – Е. П. Оболенский, А. З. Муравьев, А. И. Якубович и В. Л. Давыдов, – отправленная из Петербурга в ночь с 21 на 22 июля 1826 года, проехала Пермь в начале августа. Через два дня после них Пермь миновала вторая партия в составе С. Г. Волконского, С. П. Трубецкого, братьев А. И. и П. И. Борисовых. Через несколько дней город проехали сразу шесть декабристов: Н. А. Чижов, А. В. Веденяпин, А. Н. Андреев, С. Г. Краснокутский, Н. П. Акулов, М. И. Пущин, в середине августа – В. И. Враницкий, И. Ф. Фохт, Н. О. Мозгалевский.
Не перечисляя всех декабристов, проследовавших через Пермь, назовем имена еще одной группы ссыльных – В. И. Штейнгейля, И. С. Повало-Швейковского, В. А. Бесчаснова, вынужденно побывавших в Перми в начале июля уже следующего 1827 года. Из них пермякам должно быть особо памятно или стало таковым имя Владимира Ивановича Штейнгейля, единственного из декабристов родившегося в Прикамье. Его отец, барон Иоганн Штейнгейль, выходец из Германии, волею судеб оказался на Урале. В 1781–1784 годах он служил вначале капитан-исправником, затем городничим в г. Обва Пермского наместничества (теперь село Обвинское Карагайского района Пермского края). В семье И. Г. Штейнгейля и его жены, купеческой дочери из Екатеринбурга Варвары Марковны, в девичестве Разумовой, 13 апреля 1783 года и родился будущий декабрист.
Хотя раннее детство Владимира Штейнгейля прошло на отдаленной окраине Восточной Сибири, куда вскоре был переведен его отец, до своего ареста по делу о декабристах он не раз бывал в Перми, тем более что с 1804 года, после смерти мужа, здесь жила его мать. В Перми же в апреле 1811 года родилась старшая дочь Владимира Ивановича – Юлия.
В опубликованных впоследствии «Автобиографических записках» сам В. И. Штейнгейль не оставил никаких сведений о своем проезде в Сибирь через Пермь. Однако в тот момент он вряд ли не мог не вспомнить о своих близких, о том, что его связывало с этим далеко не чужим для него городом. Между тем, в отличие от автобиографического сочинения В. И. Штейнгейля, в некоторых записках и мемуарах декабристов можно встретить отдельные упоминания о Перми и Кунгуре, обычно в тех случаях, когда вынужденное следование ссыльных сопровождалось какими-либо неординарными событиями.
Об одном из таких происшествий, случившихся недалеко от Кунгура, писал в своих «Записках» И. Д. Якушкин: «В Перми мы только пообедали. При переезде через Сылву лед подломился под моей повозкой, меня вытащили и спасли чемодан мой, плававший в воде; но нам необходимо было остановиться в Кунгуре, чтобы высушить вещи и книги, которыми я запасся в Ярославле. В Кунгуре мы пробыли почти целые сутки, и тут нас настиг следовавший за нами поезд. Пущин, Поджио и Муханов, в сопровождении своего фельдъегеря Желдыбина и жандармов, прибыли в Кунгур, когда мы укладывали уже вещи… Прежде я не был знаком лично ни с Пущиным, ни с Поджио; но у нас было столько общего, что мы встретились как самые близкие знакомые, и нам было что рассказать друг другу».
В свою очередь, И. И. Пущин в «Дневнике путешествия на каторгу» 25 октября 1827 года отмечал: «Сегодня мы нагнали Якушкина и он просил передать, что он здоров».
Тяготы, выпавшие на долю декабристов, стойко переносили и жены осужденных. Их было одиннадцать: Е. И. Трубецкая, М. Н. Волконская, А. Г. Муравьева, Е. П. На- рышкина, А. В. Ентальцева, П. Е. Анненкова, А. И. Давыдова, Н. Д. Фонвизина, А. В. Розен, М. К. Юшневская, К. П. Ивашова. Первой вслед за мужем отправилась из Петербурга Е. И. Трубецкая, проехавшая Пермь в самом начале августа 1826 года. О Перми упоминала в «Записках» М. Н. Волконская. В одном из писем В. Ф. Вяземской, жене князя П. А. Вяземского, близкого друга А. С. Пушкина и декабристов, Мария Волконская сообщала, что это свое послание она писала на пермской почте, измученная холодами и дальней дорогой.
Недюжинную энергию и готовность к самопожертвованию проявила француженка Полина Гебль, в замужестве П. Е. Анненкова, добившаяся от императора Николая I разрешения последовать за суженым в далекую Сибирь. В «Воспоминаниях» она говорила о сочувствии и помощи, которую оказывали ей в пути простые люди. Отправившись в «каторжный край» из Москвы 23 декабря 1827 года и задержавшись в Казани, 6 января 1828 года она была уже в Перми. «Везде, где я ни появлялась, – писала П. Е. Анненкова, – все изумлялись, с какою быстротою я ехала. Мне самой непонятно теперь, как могла я выносить такую быструю езду… Выезжая из Перми я заметила, что нам заложили каких-то необыкновенно маленьких лошадей (башкирских), но таких бойких, что они не стояли на месте. Между тем повозку мою тщательно закупорили от холода и крепко застегнули фартук».
За спиной осужденных остались многие сотни километров пути, наступило время каторги и ссылки. Вслед за декабристами прибыли в дальний край их жены. Однако нить, связывавшая Прикамье с ссыльными, не прервалась. Мы не знаем, оставалась ли в это время в живых мать В. И. Штейнгейля и если она все еще обитала в Перми, то могла ли получать весточки о сыне, но достоверно известно, например, о сохранившихся в 1820–1830-е и последующие годы дружеских отношениях знаменитого пермского и российского архитектора И. И. Свиязева и его жены А. С. Шиловой (Свиязевой) с семьей декабристов Бестужевых. Сохранилась часть переписки Свиязевых со старшим из четверых братьев Бестужевых, Николаем, отбывавшим срок на каторге и затем на поселении в Сибири. В одном из писем, отправленных Н. А. Бестужеву, И. И. Свиязев подчеркивал, что и в оторванном от европейской цивилизации глухом сибирском крае ссыльный декабрист «не опустил руки», а нашел достойное применение своим силам и способностям. «Удивляюсь я тому, – писал Свиязев Бестужеву, – что Вы, живя далеко от выдумывающего и печатного мира, не пропускаете без внимания ни малейшего обстоятельства что-либо значащего в области науки и жизни, и, занимаясь решением важнейших математических задач по устройству хронометра, переходите по разным ступеням сельского хозяйства до печного ремесла. И всюду Ваш пытливый ум нашел сторону, годную для измышлений и наблюдений».
И. И. Свиязев не только вел переписку с Н. А. Бестужевым, но и оказывал действенную помощь как самому декабристу, так и членам семейства Бестужевых. Известно, что он послал в Селенгинск, место поселения братьев Николая и Михаила Бестужевых, часовые инструменты и хронометр; находясь в Петербурге, представлял интересы семьи Бестужевых «в различного рода делах». В 1860 году, когда появилась возможность издать записки М. А. Бестужева, И. И. Свиязев и сестра декабристов Е. А. Бестужева передали их для публикации в редакцию «Русской старины» – первого российского исторического журнала, приступившего к печатанию мемуаров участников декабристского движения.
26 августа 1856 года в связи с коронацией императора Александра II на страницах печати был растиражирован Манифест о помиловании декабристов и разрешении им вернуться в Европейскую Россию. Этой царской милостью смогли воспользоваться далеко не все декабристы, многих уже не было в живых. Те же из ссыльных, кто уцелел и решил вернуться из Сибири домой, вновь повторили тот путь, которым их везли на каторгу и в ссылку. Только теперь дорога помилованных декабристов лежала в обратном направлении, через Екатеринбург, Кунгур, Пермь, Оханск, Вятку, без кандалов и без сопровождавших, как это было прежде, фельдъегерей и жандармов.
А.В. Шилов
