СНАРЯД ДЛЯ ЕГО ВЫСОЧЕСТВА
…Второй год в огромной империи идет кровопролитная война. Россия оказалась втянута в мировую бойню «по самую макушку». Империалистическую войну позже назовут самоубийством Европы. В России ее призывали считать сначала Великой войной, а еще ее называли в первые годы и Второй Отечественной. В советские времена было введено другое определение: Первая мировая война.
Расскажем о событии, сыгравшем заметную роль не только в жизни русской армии, но и рабочих уральского завода в Лысьве и… великого князя Михаила Романова.
К 1915 году в русских войсках наступил снарядный голод, артиллерийские склады были пусты, пушки замолчали. Войска отступали почти на всех фронтах, теряя завоеванные позиции, растрачивая боевой дух и потенциал победителей. Исправить положение удалось не сразу. Ситуация возникла критическая. Наиболее боеспособные части были обескровлены, недостаточный запас боеприпасов израсходован в непродуманном, неподготовленном наступлении 1914–1915 годов, девизом которого было: «Спасай союзников!». Для того чтобы остановить наступление противника в Карпатах в мае 1915 года, у русской армии уже не было сил. Официальные данные говорили, что немец выпускает сто шрапнельных зарядов на наш один. В действительности, эта разница была еще более велика: русские офицеры оценивали это соотношение как 300 : 1. Наступил момент, когда наша артиллерия смолкла, и бородатые ополченцы Великий князь М. А. Романов. Фото из коллекции автора предстали перед армией Макензена, вооруженные винтовками модели 1878 года с приказом «не тратить патронов понапрасну» и «забирать патроны у раненых и убитых»...
Русские войска оставили Галицию, потеряли Польшу и отдали немцам значительную часть северо-запада и юго-запада России, а также ряд крепостей, которые до сих пор считались неприступными.
Критическая ситуация! Ликвидировать прореху Ставка, военное ведомство сумели ценой привлечения всевозможных ресурсов. К важному государственному заданию подключили тогда и авторитетное Августейшее лицо, Михаила Романова – боевого генерала, командовавшего, и неплохо, сначала Дикой дивизией, затем кавкорпусом. В условиях образовавшейся нехватки боеприпасов генерал-адъютант Михаил Александрович Романов, обладавший необходимыми познаниями (у него за плечами Михайловское артиллерийское училище), сумел сыграть свою роль, он курировал ответственный заказ для уральского завода графа Шувалова.
В те дни генерал Романов в ставке Верховного Главнокомандующего появлялся редко, по делам службы. Об одной из таких встреч позднее писал генерал Ю. Н. Данилов, служивший при Ставке: «В последний раз я видел великого князя Михаила Александровича в Ставке летом 15-го года. Он командовал тогда на фронте не то дивизией, не то корпусом и по какому-то случаю приехал к нам в Барановичи. После завтрака у Верховного Главнокомандующего он остался как-то один в садике перед моим управлением, в видимом затруднении – куда направиться? Увидав через окно его длинную фигуру в кавказском бешмете, я вышел к нему и предложил зайти ко мне в кабинет ознакомиться с последними сведениями, полученными с фронта. Он благодарно улыбнулся и провел у меня более получаса, живо интересуясь всем тем, что я ему рассказывал...» (Цит. по: В. Хрусталев. Великий князь Михаил Александрович Романов).
Генерал Данилов выразил также сильное впечатление, произведенное на него великим князем: «Милый, симпатичный молодой человек. Такими словами охарактеризовал бы я его в качестве лица частного... Имеет все данные быть хорошим конституционным монархом, но только в устоявшемся государстве, с твердым и хорошо налаженным аппаратом власти. Таковым он мог казаться в каче- стве претендента на престол...»
Прошло несколько месяцев… В адрес великого князя поступил необычный подарок от уральцев – снаряд с надписью: «Его Императорскому Высочеству Великому Князю Михаилу Александровичу Лысьвенский механический завод. 1916 г.».
Заказ был выполнен качественно и оперативно. Запас снарядов крепко взнузданной русской промышленностью был создан такой, что и блестящий Брусиловский прорыв был обеспечен, да и другие операции удалось бы «поддержать огоньком», повернись история слегка по-другому.
* * *
И вот весной 1918-го ссыльный гражданин Михаил Романов прочитал в «Известиях» Пермского окружного исполкома рабочих и солдатских депутатов, это был субботний номер за 13 апреля, броское объявление в жирной траурной рамке:
«Ко всем гражданам Перми, ко всем рабочим и ко всем революционным организациям.
В воскресенье 14 апреля 1918 г. состоятся похороны тов. Минеева (Сибиряка), Александрова (Уральца), Максимова (Сороки) и Баранова (Учителя), замученных царским самодержавием в Пермском Исправительном Арестантском Отделении 25 мая 1908 г.
Погребение состоится в г. Перми в пригороде Мотовилихи. Шествие начнется в 3 часа от Исправительного Арестантского Отделения по Сибирской ул. за заставой».
Великий князь не мог знать, что организаторами траурного мероприятия были те самые лица, которые уже вынашивали план убийства его самого, «последнего Романова». Настроения пролетарского отмщения, возмездия сатрапам, подпитывались жуткими подробностями о мучениях революционеров. Например, в том газетном сообщении, с первой страницы «Известий», говорилось: «Трупы товарищей были похоронены с целью издевательства в свином хлеву и в настоящее время благодаря аресту знавшего их местонахождение начальника тюрьмы Смирнова обнаружены».
Не знал М. А. Романов и того, что на Лысьвенском заводе среди рабочих также наблюдалось революционное брожение. Причем еще в первый год Великой войны, и даже до ее начала… Может быть, если бы Михаилу Романову доложили всю правду о бунте, случившемся в Лысьве, он не был бы настроен так беспечно и благодушно.
Что же произошло летом 1914 года? В июле читатели самой крупной пермской газеты получили свежий номер, который заставил всех вздрогнуть. На первой странице было напечатано сразу несколько сообщений в траурных рамках.
Первое сообщение – о «героической кончине на своем посту» управляющего Лысьвенским горным округом Адама Онуфровича, последовавшей 20 июля.
Известие о том, что в Лысьве скончались также помощник бухгалтера И. С. Семенов и брандмейстер М. В. Иванов, дало повод читателям предположить, что на заводе случился страшный пожар.
На той же странице еще одна печальная новость: убитая горем жена сообщала о смерти мужа Иосифа Ивановича Стржельбицкого, случившейся 23 июля…
Что произошло на самом деле? Откуда столько погибших сразу? Население терялось в догадках, тем более что «Пермские губернские ведомости», вопреки своему обыкновению, никаких подробностей не сообщали.
Напрасно ожидали пермяки разъяснения случившегося и на следующий день, и через неделю, и через месяц… Стало ясно, что вмешалась цензура. По губернии поползли слухи один ужаснее другого…
Царская Россия еще только готовилась к Великой войне. Была объявлена массовая мобилизация. В том числе и в уральских городах и поселениях. На заводах, работавших на военные нужды, существовал строгий режим, здесь предвоенная атмосфера возникла раньше, чем где-либо. Лысьвенское предприятие, в частности, выполняло заказ военного ведомства по выпуску артиллерийских снарядов.
Волнения среди мобилизованных лысьвенцев начались из-за того, что им не было выплачено двухнедельное выходное пособие. На площади, возле памятника заводовладельцу графу Шувалову, собралась большая гудящая толпа. Кто-то из рабочих помнил, как в схожей ситуации выдавали пособие в 1904 году, когда призывали на Русско-японскую войну. В принципе, ничего противозаконного в коллективной просьбе рабочих не было.
Хоть и с запозданием, но данное требование администрацией завода было удовлетворено. Однако организаторы выступления рабочих, среди них местные социал-демократы, видимо, решили: получилось в одном – выйдет и в другом. И выдвинули еще одно требование: чтобы администрация «разделила и раздала на руки капитал в 350 000 рублей, завещанный графом Шуваловым на постройку народного дома, ремесленного училища и богадельни». В этом рабочим было отказано.
– Вы поймите, головы садовые, – убеждало собравшихся начальство, – ведь это для вас же, для детей ваших!..
Однако резоны не подействовали. Народ на площадь собрался все больше бедовый, кого хлебом не корми – дай побузить. Среди сбежавшихся к конторе было много пришлых – так кадровые рабочие называли временных работников. Да ведь и в заводском поселке встречались людишки разные, того-с…, с гнильцой. В «Описании» завода, составленном местным учителем еще в 1857 году, содержалось, помимо благостных рассуждений, удивительное умозаключение: «Обмануть, нередко обокрасть, обидеть кого-либо считается за ничто, лишь бы представилась возможность… Из пороков между жителями завода преимущественно господствует разврат. С трудом можно отыскать честную девку или женщину. Беременность до брака вовсе не считается особенно важным проступком».
На площади сработал «закон толпы», массовый психоз крепчал. Тон среди волнующихся задавали уже женщины. Одна из молодок выкрикнула:
– Еще неизвестно, что будет, а нам как кормить семьи без кормильцев?
– Однова живем! Сейчас все хотим!
Атмосфера накалялась. Народ не расходился, раздавались угрожающие выкрики. Срочно приехал управляющий Онуфрович. Но Адам Ильич не смог, не успел ничего объяснить. Рабочие просто не представляли, сколь многим обязаны этому человеку! При нем была проведена коренная реконструкция завода. Прекрасный горный инженер, организатор производства. А еще он был ученым, членом Общества любителей естествознания, в научных журналах публиковался… Но не был Адам Ильич оратором, и в критической ситуации он явно растерялся. Его аргументы, вполне резонные, толпе были уже не нужны. Не удалось угомонить распаленный народ и священнику, в сторону которого с надеждой посмотрел замолчавший Онуфрович. Молчание его в толпе истолковали по-своему. Раздался явно провокационный клич:
– Да он не хочет с нами разговаривать!
– Бей его, что с ним цацкаться, раз так вашу мать!..
В ход пошли жерди, лопаты. По лицу Онуфровича текла кровь. Стоявший рядом полицейский выстрелил в нападавшего. Началась стрельба, причем с обеих сторон. Как описывает события летописец В. Н. Трапезников, представители администрации и полицейские пытались укрыться в здании правления, но рабочие облили стены дома из насосов керосином и подожгли.
Спасаясь от огня, люди выбегали из здания, и на них набрасывалась обезумевшая, распаленная видом крови толпа. В начавшейся кровавой давке и смертной погоне активничали бабы, особенно на стадии добивания, когда жертвы уже лежали на земле. Управляющий хотел покончить с собой из револьвера, но неудачно, он был до смерти забит обычной жердью. Потом выяснилось, что Адам Ильич успел выпустить из своего оружия только одну пулю – в себя. Бунтовщики убили десять человек, в рядах нападавших – пятеро погибших. Жертвами бунта стали полицейские, стражники, помощник бухгалтера. И – отважный брандмейстер Иванов, тот рвался выполнить свои обязанности – ему не дали, прикончили со спины.
Телефонные и телеграфные столбы участники бунта подрубили, пытались поджечь железнодорожный мост. Делалось все это для того, как пишет летописец, «чтобы предотвратить прибытие военной силы из Перми». Тем не менее войска прибыли, хоть и с запозданием. В поселении наблюдались все признаки погрома. Губернатор Кошко лично принял участие в подавлении волнений. Позже было установлено, что распространение беспорядков в Лысьве удалось прекратить во многом благодаря действиям губернатора, который пригрозил бунтовщикам применить артиллерию, если те не прекратят сопротивление.
Вскоре после лысьвенских событий, названных «тягчайшим преступлением», Иван Францевич Кошко подаст в отставку, которая была принята. Его идейные противники злорадно комментировали, что так, мол, царский слуга поплатился за свою жестокость при подавлении восстания рабочих. Однако превышения власти зафиксировано не было. Сам И. Ф. Кошко в своих воспоминаниях объясняет свой уход происками всесильного временщика Григория Распутина, которого губернатор отказывался принимать в Перми.
Бессмысленный бунт был быстро и беспощадно подавлен. Более 150 человек арестованы, 83 – преданы военному суду. Дело разбиралось с 30 октября по 14 ноября 1914 года. Пятеро бунтовщиков приговорены к повешению и казнены в Пермской пересыльной тюрьме 17 декабря 1914 года. Там же, где несколькими годами раньше казнили и лбовцев. 38 человек были оправданы, часть отправлены на каторгу в Сибирь.
«Не приведи Бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный…» Великому князю Михаилу Александровичу, думается, тоже не раз вспоминались эти пушкинские слова, в частности, когда он говорил или писал о «ненавистном 1917 годе». Но у А. С. Пушкина, однако, было и развитие данной мысли, вполне пророческое, вот оно: «…Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка».
* * *
…В краеведческом музее Лысьвы в обновленной экспозиции представлен уникальный экспонат – снаряд с красивой гравировкой: «Его Императорскому Высочеству…». Сегодня царский подарок-снаряд, выпущенный на заводе Акционерного общества «Лысьвенский горный округ графа П. П. Шувалова», несет на себе и некую двусмысленность. С одной стороны – проявление верноподданнических, патриотических настроений. С другой – скрытая угроза смены вектора, угроза со стороны тех, чьими руками был произведен снаряд. Огромный арсенал, который удалось создать и накопить на складах для российской армии, не был использован против внешнего врага. Этот арсенал был задействован «на полную катушку» на фронтах жестокой братоубийственной бойни.
В первый же год Советской власти останки казненных бунтовщиков перевезли в Лысьву и похоронили как героев на братском кладбище. Памятник на могиле погибшего управляющего Адама Онуфровича, открытый в Лысьве в первую годовщину трагедии, большевики разрушили.
В. Ф. Гладышев
