Гашева из рода Пермяковых

К 75-летию литературного редактора Надежды Николаевны Гашевой

Она помнит это с самого раннего детства: каждым предновогодним вечером, когда в доме Пермяковых наряжали елку, кто-то тем временем читал вслух «Ночь перед Рождеством». Потом у нее появился свой дом – дом Надежды и Бориса Гашевых, и в этом доме непременно украшали елку «под Гоголя»: ее дочь Ксения тоже помнит это с самого раннего своего детства. И Катя, уже вполне взрослая дочь Ксении, – тоже... Как помнят все они наизусть сотни поэтических строк. Как знают «в лицо» каждую из несметного множества книг, среди которых выросли.

Детство Надежды Николаевны было напоено и пропитано хорошей прозой и хорошими стихами. Так и хочется забежать вперед и сказать: вся жизнь ее напоена и пропитана хорошей прозой и хорошими стихами. (И тут же себя одернешь: ага, а сколько словесной макулатуры довелось ей пропустить через себя за эту жизнь, чтобы отсечь бездарное и безграмотное и опубликовать подлинно достойное и ценное.) Высокая мера вещей, литературный вкус прививались и воспитывались не только в студенчестве, изысканной филологической школой отменных педагогов Пермского университета, не только каждодневной издательской практикой, но изначально, в первую очередь – книгами, которые читал им с братом отец.

Николай Павлович Пермяков был сугубым технарем, инженером-строителем, математиком и шахматистом. И воином: прошел фронтами Великой Отечественной, был тяжело ранен. Он обо всем имел четкое мнение, которое умел сформулировать, доказать и защитить. Он был человеком той породы, в которой требовательность, строгая самодисциплина, ответственность за свое сугубо техническое дело, стремление к точности и определенности формулировок и поступков тесно переплелись с тонким чувством родного слова, восторженным удивлением перед фактом безупречной лирической поэзии или совершенной прозы. Он был интеллигентом в… сложно подсчитать, в каком поколении, если прадеда его мальчишкой Строгановы отправили учиться в столицу, как это случилось с Воронихиным, впоследствии великим архитектором, Теплоуховым, ставшим замечательным ученым-лесоводом, и – в разное время – сотнями других одаренных либо просто смышленых крепостных отроков. И он выучился, вырос в успешного по-нынешнему инженера, а тогда – предпринимателя, промышленника и строителя. Эти крепостные учились жадно и настойчиво, трудились самоотверженно и талантливо. Возможно, именно из их мощной «первообразованности» вкупе с чувством причастности к угнетенным корням, неизбывного долга перед ними и рождалась интеллигентность их потомков.

Николай Павлович торопился прочитать детям все, чем не уставал наслаждаться сам. Он, кстати заметить, и внукам читал «Войну и мир», когда Ксюше было всего девять. Может быть, оттуда сегодняшнее бесстрашие драматурга Ксении Гашевой перед классикой любых объемов и любой стилистики: не случайно так отважно и чутко она инсценирует для театра Гомера, Астафьева, Гари, Войновича, Шукшина, Иванова.

Вот так же бесстрашно читала в юности своей Надежда Гашева собственные стихи. На фотографии в сборнике «Княженика» (1968) она такая, какой была в ту молодую пору, – с сигаретой в руке наотлет, увлеченная внутренним ритмом стиха, который еще горяч на губах:

…Шаги – измеренье комнат.
Шаги – измеренье планет.
Еще ни одной знакомой
Тропки на свете нет.
Но что для тебя запреты,
Искорка мятежа?
Коль сложена, да не спета –
Песни не удержать.
…Корабль да буря,
Любовь да пуля –
Дороги мужчин круты.
Костер да поле,
Простор да воля –
Кто,
если не ты?..

Поэма называлась «Бунтари». И в самой Надежде клокотал мятеж, бунт, вызов.

Это была единственная ее солидная поэтическая публикация. Да, кажется, и последняя. Она будто разом обрубила и отринула потуги стать поэтом-профессионалом, окончательно приняв иное назначение, избрав для себя иную форму жизни в литературе.

Она стала редактором. Она стала издателем. И вот тут достигла подлинно профессиональных высот.

Судьба книгоиздательского дела в Прикамье – а ему давно пошел третий век – складывалась самым загадочным образом, и была тьма причин тому, что отдельные его периоды оказывались тусклы и безлики, а другие вспыхивали сиянием ярчайших протуберанцев. Конец 1960-х, 1970-е, начало 1980-х – эти годы, несмотря на жуткую централизацию книгоиздания в стране, предельную идеологизацию всего и вся, обернулись для Пермского издательства плодотворнейшим творческим взлетом, который сделал пермскую книгу в ту пору таким же, как сказали бы сейчас, культурным брендом Прикамья, как балет и деревянная скульптура. Книжные миниатюры, поэтические малоформатки, библиотеки и серии отечественной и зарубежной классики составляли славу Перми, выводили ее на уровень одного из самых интеллигентных городов страны. За очень многими из этих славных явлений стояла Надежда Николаевна Гашева с ее безупречным литературным вкусом и необъятным кругом филологических знаний.

Вот, например, уютные стихотворные томики, составившие убедительную и чрезвычайно удобную для пользования библиотеку. Они выходили (и расходились!) сто-тысячными тиражами – по две книги в год, по тому из русской поэзии века XIX и XX. Надежда Николаевна конструировала ряды славных имен, формировала массив каждого сборника и к каждому писала вступительную статью. Эти статьи по объему равнялись справкам-аннотациям, но по содержанию, емкости информации, красоте и точности определений были законченными эссе. Составлялись цепочки книг, заставляющие ценителей ждать и караулить выход каждой следующей, и отдельные сборники, завораживающие оригинальностью идеи и выразительностью подачи. Вот, например, одна из последних (по времени существования издательства) серий – «Домашние вечера» (опять «привет» из собственного детства – традиция семейного чтения вслух!). Вышло четыре тома, но каких! «Детвора», «Призраки», «Пойман с поличным», «Канитель» – удивительные тематические подборки рассказов и коротких повестей классиков мировой и отечественной литературы. И опять не просто подборки: каждое издание продумано от вступительной вклейки иллюстраций «из времени» до цепляющих внимание цитат на входе в книгу, и, конечно, умная филологическая аннотация, определяющая место жанра как острова в океане литературы. Надежда Николаевна и сама купалась в классическом материале, и с царственной щедростью умела его интерпретировать и преподнести. Но все же, все же, все же… Просветительская линия в ее издательской, редакторской деятельности сполна позволяла самовыражаться, однако не была главной. Главным было живое участие в рождении того, что рождалось на глазах. Перед провинциальным (в территориальном смысле) издательством всегда стояла задача развития местной литературы. Вокруг него клубится круг маститых и начинающих авторов, на стол редактора каждый день ложатся рукописи нескончаемого «самотека». Любой признанный писатель ждет отзыва редактора-первочитателя на свое новое творение так же трепетно и нервно, как литератор-неофит, впервые переступивший порог издательства. Порадоваться успеху, искренне погоревать над неудачей, подсказать выход, показать, как поддержать «шатающуюся» конструкцию, как сделать выразительней и чище стиль, – роль Надежды Николаевны в этом процессе была неоценимой. Ее вкусу доверяли все. Работать с таким редактором всем было интересно.

К ней всегда тянулись и тянутся. С нею хочется разговаривать не о житейской ерунде, а о высоком – о том, что больно, или о том, что дорого. По душам о душе.

И вот что закономерно. В университетские и послестуденческие времена у нее были замечательные собеседники из очень даже старшего поколения – в основном поколения ученых. Филологи Сарра Яковлевна Фрадкина, Римма Васильевна Комина, Соломон Юрьевич Адливанкин, историк Лев Ефимович Кертман и многие другие сначала были преподавателями, а потом оставались друзьями. Они, несомненно, влияли на ее мировоззрение, наращивали мускулы ее эрудиции, но и сами искали общения с нею, словно в этих разговорах и спорах, на оселке ее живого молодого ума оттачивали и проверяли градус собственной убежденности и убедительности. Ее дарили своей дружбой Лев Иванович Давыдычев и Алексей Леонидович Решетов. Они дорожили ее доверием, а она никогда не уставала поражаться неожиданности и непредсказуемости подлинного таланта.

И так же закономерно стала притягательной личность Надежды Николаевны для поколений последующих – для тех, кто только ступил на путь служения литературе. На родном филфаке такие появлялись постоянно, и по странной случайности – как грибы, «мостами». В 1970-е годы Гашевой опрометчиво предложили вести на факультете творческий кружок. Писатель Владислав Запольских вспоминает:

– Она не учила нас писать стихи или прозу. Она погружала в тот еще не совсем разрешенный и частично запретный мир отечественной поэзии, художественных и политических идей, который в 70-е годы был немножко приглушенным. И из-за этих разговоров ей отказали в руководстве творческим кружком. Это не помешало нам продолжать общаться – у Гашевых дома или в кафе...

Так и было. Она была пряма в оценках, честна в своих суждениях и разговаривала с молодыми как привыкла – бесстрашно и безоглядно. Они интересовали ее не только и не столько как дарования, сколько как личности. Ее кружковцы стали писателями и поэтами, да так и остались друзьями дома. Они по-прежнему любят поговорить с нею, послушать ее убедительную горячую речь, «сверить часы» своих пристрастий и замыслов.

Многие авторы, особенно те, кто с ее помощью когда-то выпустил свою первую книгу, остаются друзьями этого дома, ее друзьями. Так неизменно нежна и тепла была дружба с недавно ушедшей Ириной Христолюбовой. Так, вот уже четвертое десятилетие – от первого поэтического сборника – узами подлинного братства связан с нею замечательный геолог и талантливый писатель Семен Ваксман. Так дружна она с Алексеем Ивановым, чей первый роман вышел именно в ее редакции, и теперь он, уже признанный и маститый, волнуясь, ждет ее отзыва на каждую свою новую книгу. С Анной Бердичевской, сегодня московским издателем, которая после гибели Бориса Гашева выпустила первый сборник его стихов «Невидимка»…

Гашевы в Перми – имя значимое. Это клан филологов, влияющих – каждый по-своему – на культурную составляющую жизни края: журналисты, ученые, литераторы. Вот уже и третье поколение – внучка Катя (дай ей бог здоровья!) – уверенно входит в литературу. Но, как выразился в одной из своих публикаций Юрий Беликов, Надежда Николаевна – «может быть, самая именитая из Гашевых. Многолетний редактор Пермского книжного издательства, пестовательница дарований, гремучая смесь Зинаиды Гиппиус и Жорж Санд!». Н. Н. Гашева за своим рабочим столом в Пермском книжном издательстве. 1980-е гг.

В конце 90-х не стало государственного издательства-монополиста, но не угасло издательское дело в Перми, и все последующие годы Надежда Николаевна продолжала это дело с привычным тщанием и профессионализмом. Нередко уже при участии дочери Ксении, ставшей ее правой рукой. Среди множества выполненных ими работ – такие значительные, как многотомная (к сожалению, незаконченная) библиотека «Пермь как текст» по проекту Алексея Иванова, возвращенные из небытия книги русского коннозаводчика Якова Бутовича, новые романы Юрия Асланьяна, «Антология традиционного фольклора народов Прикамья», удостоенная краевой премии за лучшую работу в области культуры, и многие-многие другие замечательные, заметные и замеченные книги, подготовленные и выпущенные в лучших традициях пермского книгоиздания.

Сегодня в этом доме литературные тексты звучат не как раньше, по вечерам, для общей радости, а почти непрерывно, с утра до вечера. Надежда Николаевна их слушает, потому что, к сожалению, не может читать. Она получает иное, новое впечатление от давно знакомого, угадывает в нем новые и новые оттенки – и наслаждается. Она остро реагирует на все, что происходит в стране и мире, остается умным советчиком друзьям-литераторам, деятельно участвует в творческих делах дочери, переживает за судьбу внучки…

В очерке Лидии Чуковской о Бродском есть такие строки: «Интеллигенция, не утратившая бескорыстия и бесстрашия мысли. Ее мало во всем мире. Но она все-таки есть. Она ничего не может переменить – в настоящем. Мир движется своими путями, двигаемыми не ею. Но все плодотворное – от нее: эстафета культуры передается ею. Она постоянно разбита на голову – и всегда победительница». Надежда Гашева – подлинный интеллигент. И всегда победитель. Боец, бескорыстный и бесстрашный: живой и умный взгляд, сигарета в руке наотлет, горячая речь. Горячая душа.

А.Г. Зебзеева

Портал ГосУслуг

Нам требуются

    Кадровый резерв