МНОГОТЕРПИЛОВСКИЙ

Рассказ о человеке,
которого называли пермским Дон Кихотом

Это уже добрая традиция: каждый год в ноябре в Перми проходит международный фестиваль «Джаз-лихорадка». Название его идет от сочинения, написанного композитором Генрихом Терпиловским. В новой экспозиции Пермского краеведческого музея в доме Мешкова появился уголок, посвященный личности этого незаурядного человека, одного из родоначальников отечественного джаза. Каким был известный музыкант в жизни, что помогало ему не сломаться в лагерях, тюрьмах и ссылках? В этих заметках использовано немало неизвестных фактов и новых данных, не вошедших в книгу «ТерпИлиада» 1.

Вокруг композитора Генриха Терпиловского (1908–1988) до сих пор ходит-бродит облако легенд и слухов. Пишут иногда, что на Урале он оказался «благодаря ссылке». На самом деле это не так – в Перми Терпиловский появился по доброй воле, приехав сюда по приглашению, чтобы руководить заводским оркестром. Но в 1950 году, не проработав и года, он был арестован по ложному доносу; вернулся из ссылки в 1954-м.

Не случайно друзья переиначили его фамилию в «Многотерпиловский». Он был одним из первых отечественных джазовых композиторов. Его называли иногда «отцом советского джаза» и даже «последним аристократом джаза». Многие его произведения изданы в московских сборниках. Более десяти лет Терпиловский возглавлял объединение композиторов Прикамья (при Пермском областном доме народного творчества).

Генрих Романович Терпиловский – уроженец древнего Новгорода. После переезда семьи в Ленинград он успешно сдал экзамены в политехнический институт, но принят не был – из-за «чуждого» непролетарского происхождения. Он наполовину поляк: мать – русская, а вот отец – из шляхтичей, да еще полковник царской армии. Уступив просьбам матери, Генрих поступил в сельскохозяйственный институт, параллельно учился в музыкальном техникуме, и оба курса окончил в 1931 году. Одно время работал экономистом, но музыка манила юношу все сильнее, и он заочно окончил Ленинградскую консерваторию поклассу композиции. Еще в середине 1920-х Терпиловский увлекся джазом, играл в танцевальных ансамблях, писал аранжировки. В 1929 году написал оркестровую пьесу «Джаз-лихорадка», которая стала одной из первых советских джазовых композиций. В 1930–1934 годах сочинил ряд произведений для джаза, в том числе «Варьете», «Иллюзион», «Блюз Моховой улицы», цикл на слова Ленгстона Хьюза «История негра». В 1933 году вошел в ленинградскую комиссию по джазу вместе с Д. Шостаковичем и И. Дунаевским, в 1934-м возглавил молодежный эстрадный оркестр Ленинградского обкома ВЛКСМ, который выступалв кинотеатре рабочей молодежи (КРАМ). В том же году столь блестящее восхождение молодого дарования было насильственно прервано.

Трижды за свою жизнь Терпиловский подвергался необоснованным репрессиям. Прошел через сталинские тюрьмы, лагеря и ссылки. Но и в условиях неволи занимался творчеством. В 1940 году создал водевиль «Девушка-гусар», в 1943-м – оперетту «Я вам пишу» (оба произведения поставлены в филиале Хабаровского театра музкомедии). Приехав в Пермь, руководил эстрадным оркестром и народным театром музыкальной комедии во Дворце культуры им. Свердлова, работал дирижером оркестров в кинотеатрах, в драмтеатре. Писал музыкук спектаклям областного драматического театра, театра кукол; сочинил три балета (поставлены в Перми и Горьком), симфонию «Амок» (1965), симфоническую фреску «Молодость Кубы» (1980), «Уральскую рапсодию» (1955),«Мексиканскую рапсодию» (1960), 15 хоровых произведений, в том числе кантату «Урал» (1957), «Кантату о Перми» (1973), более ста песен и инструментальных пьес для эстрадных и джазовых составов.

Генрих Романович активно работал как музыкальный критик, сотрудничал с зарубежными изданиями. В 1966 и 1967 годах композитор из Перми был членом жюри международных фестивалей, проходивших в Таллине; в 1975–1980 годах стал почетным гостем на «Джаз-джэмбори» и «Варшавской осени». Его жизнь – подлинная ТерпИлиада, о чем свидетельствует история создания не только музыкальных, но и литературных произведений.

Скрывшись под псевдонимом,
или Терпиловский против Терпиловского

Во времена хрущевской оттепели судьба свела Генриха Терпиловского с молодым режиссером и актером Марком Захаровым, который приехал в Пермь после окончания ГИТИСа по распределению. Можно сказать, они вместе раскачивали лодку провинциального искусства, пытаясь поднять паруса. Им так хотелось хотя б дуновения свежего ветерка со сцены! И оба пострадали засвою ретивость.

Нынешний руководитель знаменитого театра «Ленком» уже и забыл, наверное, про тот случай. Но условия и время, когда все происходило, Марк Захаров воспроизвел в своей книге «Контакты на разных уровнях» довольно точно. Он признается, что впервые почувствовал себя режиссером именно в Перми, причем не на сцене местного драматического театра, а на «халтурах».

В театре недавний выпускник получал зарплату, какон пишет, «поразившую его своим великолепием – аж 690 рублей». Тогда-то Захаров и стал заниматься «всем сразу: писать детские стихи для местного издательства, рисовать и печатать карикатуры для молодежной и областной газет, сотрудничать на радио, организовывать в театре капустники и выпуски юмористической стенной газеты...». Одна из концертных программ, поставленная им во Дворце культуры им. Сталина в 1957 году для эстрадного оркестра, подверглась сокрушительной критике со страниц газеты «Молодая гвардия».

В корреспонденции «Под видом художественной самодеятельности» некто И. Любимов, в частности, писал, что молодежь напрасно ожидала услышать полюбившиеся ей новые песни Соловьева-Седого, Лепина и Мокроусова. Не нашлось места в концерте и ни для одной мелодии Всемирного фестиваля молодежи, «обогатившего сокровищницу народного творчества».

«Вместо этого, – писал И. Любимов, – слушателям преподносится лоскутная программа, которую не спасает ни развязный парный конферанс, ни совместные героические усилия режиссера М. Захарова и художника Г. Навознова». Не понравилось критику то, что патриотической тематике в программе было отведено скромное место (два оркестровых произведения и одна песня): «Слишком скромное, если вспомнить, что эстрадный оркестр готовил программу к сорокалетию Великого Октября!» Зубастый критик бичует пошлость многих номеров, при этом не побоялся замахнуться и на произведения московскогокомпозитора Е. Рохлина, из которых было составлено целое отделение.

«Халтура остается халтурой – даже несмотря на свое столичное происхождение!» – заключает автор рецензии, упрекнув музыкального руководителя Дворца в том, что на этот раз ему явно изменил художественный вкус.

Из произведений местных авторов в концертную программу была включена песня Г. Терпиловского «Камское море», автор упоминает об этом как-то нейтрально, безвсяких оценочных нюансов. (На тот момент оркестром руководил уже другой человек, Терпиловский вынужден был уйти, но об этом ниже.)

С особым смаком, я бы сказал, издевался И. Любимов над установившейся тогда практикой фиктивного устройства на рабочие специальности музыкантов и других дарований.

Наше досье. Джаз-клуб на заводе им. Сталина был организован еще до приезда Терпиловского. Музыкальным руководителем в первые годы был Ф. Мочалов. Особоценилось то, что участники джаза – «работники завода и члены их семей». Нужно было растить свои кадры, свою «худ. самодеятельность». Репертуар составляли фронтовые, лирические и шуточные песни, танцы, произведения советских и западных композиторов.

Газета «Звезда» в марте 1946 года писала: «С большим успехом прошли выступления джаза в клубе завода, клубе имени Свердлова, а также в городах Чусовом и Лысьве. Тепло принимают зрители солистов – жену работника завода (!) Марию Егорову, исполняющую фронтовые песни “Сталинград” и “Я верю, я жду” Тимофеева; электрика Евгения Дмитриева, исполняющего “Смуглянку” Новикова и «Песню встречи и побед» Рознера. Участник Отечественной войны Виктор Гофман живо разыгрывает вместе с джаз-оркестром театрализованное произведение “Тринадцать виртуозов” Цфасмана и “Футболистов” Дорна…».

 Как видим, в то время за качеством подбора кадров следили строго, но поблажки все же устраивали. Солистку взяли, конечно, со стороны, но зато она – жена работника завода. Вот и Терпиловский 1 декабря 1949 года был принят на предприятие п/я 211 на должность мастера, хотя пригласили его с видами на эстрадный оркестр.

Чем объяснить появление столь разгромной рецензии? Время изменилось… Партийные идеологи, испугавшись резво ворвавшегося свежего ветра – особенно после VI фестиваля молодежи и студентов, решили «закручивать гайки». Когда гром и молнии исходили из ЦК партии... Тут уже пощады не жди, тут «полетел» и свой композитор, и свежеиспеченный режиссер из столицы.

Как пишет Марк Захаров, «в то далекое время на разоблачениестрашных признаков западной цивилизации – жевательных резинок, безалкогольных напитков типа кока-колы, ритмических танцев, джазовых оркестров, зауженных мужских брюк и ботинок на микропоре – тратились большие усилия, уходило много типографской бумаги и авторского гонорара...».

Ушел Терпиловский из оркестра вроде бы тихо и мирно, «по собственному желанию». При старом руководстве «участнику художественной самодеятельности тов. Терпиловскому Г.Р.» была вручена почетная грамота. Произошло это 11 января 1956 года, в день юбилея – десятилетия эстрадного оркестра Дворца культуры им. Сталина. Грамота роскошная, с барельефами Ленина-Сталина, подписана всей тройкой руководителей завода.

Обстоятельства увольнения Терпиловского хорошо помнят некоторые из музыкантов, работавшие с ним. То время помнится в деталях и Анатолию Афанасьевичу Черемных, бывшему саксофонисту оркестра.

– Причин было, наверное, несколько, – размышляет ветеран пермского джаза. – Сменилось руководство завода и самого дворца. У городских властей появилось желание «навести цензуру» в нашем репертуаре. Люди, не имевшие к культуре и музыке никакого отношения, начали диктовать, навязывать свой вкус. Все это не нравилось Генриху Романовичу, и он ушел.

Музыкант вспоминает такой случай. Участница оркестра скрипачка и певица Злата Дубровина, уходя со сцены, помахала залу газовым шарфиком. Все это было вполне в стиле исполняемого номера. Но даже такая деталь не понравилась высокому руководству, посетившему концерт.

Записи в трудовой книжке подтверждают всю сложность ситуации, все перипетии с трудоустройством недавнего ссыльного в годы так называемой оттепели.

Наше досье. Образование высшее, профессия – музыкальный руководитель… Пенсия назначена с 19 мая 1950 г. (по инвалидности. – В.Г.). После приезда в г. Молотов принят на должность мастера (!) в п/я 211 с 1 декабря 1954 г.(Удивительное совпадение: ровно двадцать лет назад именно в первый декабрьский день был убит С.М. Киров, и это событие все перевернуло в судьбе Терпиловского, как и тысяч других ленинградцев, и не только их…) Далее следует пропуск: ссылка с 1950 по 1954 год просто не внесена в трудовую книжку. А после ссыльный период начинается со строки: «1954. декабрь. Переведен в Дворец культуры пом. директора по кадрам». И тут же: «принят на работу в качестве руководителя эстрадного оркестра Молотовского Дворца культуры им. Сталина».

В 1957 году, 22 марта – «уволен по собственному желанию»…

Затем идут записи о работе в кинотеатрах «Победа», «Октябрь» – по году, по два. Уволили руководителя оркестра кинотеатра «Октябрь» в июне 1960-го «по сокращению штатов». Терпиловский перешел на работу в областной драмтеатр.

После критической статьи И. Любимова «Под видом художественной самодеятельности» (февраль 1958 г.) проходит всего два месяца, и в той же газете публикуются заметки А. Иванова под названием «Джазы и их покровители». В них автор прошелся по чиновникам из городского управления культуры, грубо и некомпетентно тасующих составы и репертуар джазовых оркестров, игравших в кинотеатрах «Художественный», «Октябрь, «Красная Звезда» и «Победа». Впрочем, не поздоровилось и некоторым музыкальным коллективам, которые гнали халтуру. Текст заметок выдавал музыкальную эрудицию автора, знание предмета разговора и обстановки изнутри. Корреспондент едко прошелся по чинушеству, вкусовщине и капризам, в том числе директоров кинотеатров, выступающих в роли покровителей джаза.

«Директор кинотеатра «Октябрь» т. Белкин, например, прямо заявил:

– Я люблю джаз. У меня работу получит только джаз-оркестр!»

Судя по тексту, можно сделать вывод, что автор сатирических заметок явно не любит джаз. А. Иванов заступается за оркестр кинотеатра «Художественный», который начиная с 1949 года последовательно пропагандировал русских и зарубежных классиков. В репертуаре этого небольшого оркестра были произведения Чайковского, Бородина, лучших советских композиторов.

Но одним росчерком чиновничьего пера у «Художественного» отбирают две штатные единицы и передают их другому кинотеатру. В результате и в фойе «Красной Звезды» теперь «оглушают слушателей лихие фокстроты». Та же обстановка в «Октябре». Критик отмечает также, что оркестры пермских кинотеатров не включаются в работу перед кинопремьерами. «Почему бы, например, перед демонстрацией таких фильмов, как “Коммунист”, “Балтийское небо”, не исполнять музыку революционных песен тех лет? Между тем дело доходит до курьезов: в зале кинотеатра “Октябрь” идет фильм героического содержания, а в фойе в это время оркестр играет ресторанную музыку типа пресловутого “Каравана”.

Каково? «Пресловутого «Каравана»! Это о джазовой вечнозеленой классике Дюка Эллингтона…

В итоге автор «Молодой гвардии» все же приходит к выводу вполне взвешенному. «Нашим слушателям, – пишет А. Иванов, – нужны разные оркестры: и джазовые, и “салонные”, и струнные, отличные друг от друга по исполнительской манере и по репертуару. Не надо запрещать джаз, но нельзя же все оркестры кино превращать в джаз!»

А в начале января 1959 года в той же молодежной газете под рубрикой «Маленький фельетон» появился материал «Критика помогла». Редакция с удовлетворением сообщала, что корреспонденция И. Любимова была перепечатана ежемесячником «Художественная самодеятельность», органом ВЦСПС. По мнению центрального журнала, «прибегать к подставным лицам в самодеятельности совершенно непростительно». Руководителям Дворца культуры нельзя было пройти мимо этого двойного предостережения, не сделав для себя надлежащих выводов. Они их и сделали, но какие?

Руководители Дворца (и завода, конечно) запретили самодеятельным музыкантам и певцам зарабатывать деньги в разных кинотеатрах, но разрешили делать это в одном. «Для этой цели “кормушка” была учреждена на месте, а именно в кинотеатре Дворца культуры им. Сталина. Отныне там выступают за плату эстрадные музыканты и певцы, именуемые по-прежнему «самодеятельными», когда их же концерты даются рядом за стеной – в большом зрительном зале. Но кого обманет этот нехитрый фокус?»

Автор фельетона П. Глебов вновь прошелся по «фокусникам», которые продолжали заниматься очковтирательством. Он призывает их набраться смелости и перестать приписывать профессиональный оркестр к художественной самодеятельности. «Иначе у нас в Перми, – пишет П. Глебов, – будет изобретена своя форма “платной самодеятельности”. Пусть уж тогда облпрофсовет отпечатает патент на это ценное открытие и вручит его изобретателю – директору Дворца культуры т. Кошелеву. Вручать можно под туш. Музыканты охотно сыграют: им-то критика больше всего помогла!»

Кто же этот фельетонист, кто этот «таинственный трубач»? Оказывается, И. Любимов, А. Иванов и П. Глебов – одно лицо, сам Терпиловский. Композитор собственноручно засвидетельствовал это в списке критических публикаций и рецензий. Список озаглавлен им так: «Свои сочинения». Генрих Романович вел его аккуратно с 1958 по 1988 год. Пропущены только два года, 1967 и 1968, но уже с 1969 года начинает выходить газета «Вечерняя Пермь», и материалы музыкального критика Г. Терпиловского часто публикуются в ней. Последняя запись сделана им о публикации воспоминаний «Джазовый рассвет над Невой», незадолго до кончины: «1988. № 6. Сов. эстрада и цирк».

 Все три упомянутые публикации внесены им в список с пометкой «Под псевдонимом».

Можно только догадываться, какие бури бушевали в душе композитора, обманутого в своих самых лучших чувствах и надеждах на творчество в его уже мирной, пермской жизни. Чтобы решиться на смену вида оружия – когда критик становится публицистом… Чтобы добродушный юмор, столь обычный для натуры Терпиловского, ожесточился и заматерел… Чтобы он решился бичевать недостатки, да еще не под своей фамилией!

Сказались не только упомянутые обстоятельства его вынужденного ухода из ДК им. Сталина. В начале 1958 года гражданин Терпиловский получил полную реабилитацию. Это придавало смелости его критике. В определенном смысле повлияло и послесталинское время. Всемирный Московский молодежный фестиваль для многих советских людей стал своеобразной визиткой западного образа жизни, более свободного и раскованного.

Это был первый и последний раз, когда он укрылся под псевдонимом, впредь он не скрывал своего имени, критиковал с открытым забралом. Видимо, почувствовав себя в амплуа злого сатирика не очень уютно (ведь пришлось разоблачать хорошо знакомых людей, музыкантов, даже иронизировать по поводу «героических усилий» Марка Захарова, к которому композитор относился с симпатией), Генрих Терпиловский к этому виду журналистского творчества больше не обращался.

Ошибка Утесова
Генрих Терпиловский об искусстве жить долго

Однажды, поздравляя друга юности Генриха с очередной круглой датой, Леонид Осипович Утесов написал: «Неужели уже шестьдесят? А для меня вы тот же молодой, милый, добрый, талантливый юноша. Так будьте здоровы и счастливы. (…) Как жаль, что Вы живете “на отшибе”! Пишите мне. Люблю Ваши письма. Знайте, что я Вас люблю и ценю. Всегда Ваш Л. О. У.»

Написано поздравление на фирменном бланке со штампом «Народный артист СССР». Знаменитый музыкант не забыл своего незнаменитого коллегу из Перми. И все-таки в дружеском послании Утесова были слова, которые задели Генриха Романовича. «На отшибе»… В том-то и дело, что «на отшибе» Терпиловский никогда не жил, даже оказавшись не по своей воле в Магадане. Он относился к тому типу творчески сильных, самодостаточных индивидов, которые в жизни руководствовались постулатом: столица – во мне. Он сумел наполнить свое бытие всеми ветрами, всем спектром потребностей, необходимых для существования духа.

 Что касается его «искусства жить долго» – тайна сия великая была, есть и останется. Видимо, гены. Видимо, порода. Столько пережить – и столько прожить... ну как это объяснишь?

Он жил нацеленным на творчество – и работа, «смешная дудочка моя» (по Ю. Левитанскому), спасала. Он просто жил полной жизнью. Изучал языки (вдова передала в Горьковскую библиотеку около тридцати книг на иностранных языках, в основном, конечно, на польском, некоторые с автографами авторов). Болел за ленинградский «Зенит» (хранил газетные вырезки о его играх, восхищался Павлом Садыриным, бывшим пермяком, приведшим команду к званию чемпиона страны). А если просто болел, в житейском смысле, то переносил свои хвори стоически. Иногда не мог разогнуться – так «прихватывало». Но он упрямо возвращался к жизни и всегда шутил, улыбаясь через силу.

Полиглот и остроумец – об искусстве жить весело

Верно говорят: юмор – спасательный круг на волнах штормящей жизни. Юмор – один из краеугольных камней его мировосприятия. Случалось, однако, что привычка «позубоскалить» подводила его…

Вспомним его первое выступление на публике. Было это в конце 1920-х, когда он принес свою «Джаз-лихорадку» в капеллу Г. Лансберга. «Полиглот и остроумец Генрих Терпиловский, – пишет историк джаза, – молниеносно отвечает коротким матчишем маститому музыковеду на его критику джаза: “Да здравствует синкопа, долой Вайнкопа!”».

В этом остроумном выпаде – весь Генрих, с его юмором, умением играть словами и… известной безоглядностью. Ведь ясно же, что в критике он наживет себе злопамятного врага. Стоит ли удивляться тому, что даже в лагерной ситуации, в положении подневольного Терпиловский был способен появиться в роли, в которой трудно представить другого в обычной жизни. На фотографии, запечатлевшей участников оперетты (музыка к спектаклю написана Терпиловским, постановка осуществлена силами гулаговского коллектива на Дальнем Востоке), композитор-зэка в роли ксендза.

Но вот он выпущен на волю. Послевоенные годы. Мирная жизнь только налаживается. Удалось трудоустроиться (благодаря лагерному знакомству с Павлом Дудиным) в городе Грозном, «нефтяной столице», руководителем заводского джаза ДИТРа – Дома культуры инженерно-технических работников. Терпиловский подбирает репертуар, способный бодрить и мобилизовывать на новые трудовые успехи. И развлекает слушателей, в том числе опять же в качестве конферансье. В своих заготовках Генрих Романович предлагает шутки, скетчи, сценки. В них он высмеивает самые разные пороки тогдашней жизни: бюрократизм, рвачество, социальное неравенство, тупость. Приведу некоторые из использованных в джазовых концертах заготовок.

Смех не к месту

Режиссер отчитывает актера:

– И что это вам пришло в голову рассмеяться на сцене, когда царь эфиопский вручал вам пять тысяч дукатов? Это же было совсем не к месту!

– Согласен с вами, – отвечает актер. – Но я вспомнил о своей месячной зарплате…

Об авторах

Одного из них спрашивают после провалившегося спектакля:

– Что это вы вместе со всеми освистывали свою пьесу?

– Чтобы меня, чего доброго, не приняли за автора…

Перебравшись в Пермь, Генрих Романович и на новом месте не изменил себе. Вот несколько его записей из раздела «Самое забавное».

Об актерах и артистах

– Вы опять мне навязываете роль матери! Еще сам Станиславский лично говорил, что я создана для ролей любовниц!

О зрителях

Одна «музыкальная» особа, сидя в ложе театра оперы и балета, обращается к мужу:

– Знаешь, по-моему, я уже слышала эту оперу, что-то эти декорации кажутся мне знакомыми.

Декада творчества

Во время декады самодеятельного творчества Дворца культуры им. Свердлова по радио передавали выставку картин, а по телевидению – эстрадный оркестр.

– Ну и что! – воскликнула невеста одного из оркестрантов. – Не мешает и увидеть то, что слышишь…

Генрих Романович всегда ценил работу конферансье, придавал роли ведущего концерта огромное значение. Не каждый справится с этой ролью. Не случайно, видимо, не находя человека с подходящими способностями, композитор брал эти функции на себя.

Совсем не тот!
(Вместе грешим и вместе каемся)

В записях Терпиловского есть и такое наблюдение.

«– Я видела в “Каме” Н-ва. (так назывался популярный пермский ресторан.– В.Г.)

– Ну и что?

– Он выглядит совсем не так, как в жизни!» 

эта шутка – почти про самого композитора. В 1970-е годы был эпизод, когда и про Терпиловского могли сказать: «Совсем не тот!». Нашумевшая история о том, как погуляли музыканты, выплеснулась даже на страницы городской газеты. В жизни творческого человека случаются и срывы, что делать.

Еще работая в Грозненском ДИТРе (напомним: идут послевоенные трудные годы), Терпиловский сформулировал концепцию успешного конферанса. И написал текст... в стихотворной форме! Как пишет автор, «все современные литераторы с эстрадою нашей почти не знаются – пишут охотно они для театра, а вот для эстрады не могут, стесняются… Поэтому нам приходится быть и поэтами. Мы вместе пишем, вместе играем, вместе грешим и вместе каемся».

Ясно осознавая, с какой стороны ждать нападок за неудачу, руководитель оркестра сочинил текст на два голоса, на эстрадную пару ведущих. Вот фрагмент их диалога:

– Это о вас закулисные слухи: вы держитесь слишком развязно на сцене!

– А вы жужжите, как сонные мухи,

вас слушать для публики – просто мученье…

В ту пору от них требовали «актуальный репертуар». О чем же можно было писать, что играть, ради чего грешить и каяться? Краткий перечень тем и адресов для критики можно извлечь из того же конферанса второй половины 1940-х:

                                                    …Веселой шуткой, словцом ядовитым
Мы боремся с пятнами нашего быта,
Мы говорим о пустышках манерных,
Разбавленном пиве, панелях нечистых.
Порой говорим и о более скверном:
О международных авантюристах…

 

Обратим внимание на то, что Терпиловский, прошедший суровую школу лагерей, не утратил оптимизма, бодрости духа и не боится острых политических тем. Начиналась холодная война – и он откликается на фултонскую речь Черчилля стихами, написав о том, что «советский народ, поверьте, не испугается ни черта, ни Черчилля». При этом поэт-композитор любит поиграть со словом, например пишет про «англо-саксонскую даму томную», придумав для этого рифму из омофонов: «а томная – атомная».

Эротические сатиры – не пошлость

Часть своих заготовок Терпиловский использовал сам или подбрасывал ведущим концертов. Шутки встречали с одобрением. Хотя придирчивые критики, бывало, склонны были усматривать в таком конферансе «пошлость и заигрывание со зрителем».

Нужно сказать, композитор, прошедший через репрессии, не испытывал благоговейного ужаса перед «пошлыми песенками» и забористыми солеными шутками. Скажу больше: он их сам сочинял! В лагере – чтобы позабавить товарищей по несчастью, за что его очень уважали заключенные, особенно уголовники, хотя он и представлял собой отряд «социальночуждых».

В запасе у маститого композитора была, к примеру, «Одесская холерная». Это своеобразный призыв к половой и всяческой гигиене. В этой песенке про то, как боролись в Одессе с эпидемией, перепало всем: и проституткам, и врачам, и «интеллигентам».

В подобном сатирически-эротическом стиле написан це- лый ряд стихотворных сочинений лагерного периода: поэмы «Не-Овидий», «ЦИЗО», «Новые метаморфозы, или Лагериада», «Сказание о старце Абросиме и 30 красавицах», «Гибель Логараула», «Епистим и Антинея», «Где кончается Дальний Восток», «Графология», «Случай из жизни Роя Фокса», «Пазо-Добл», «Незнакомка из “Савоя”», «Беличья шубка», а также стихи, появившиеся в послевоенный период (когда Терпиловский был уже на положении расконвоированного).

Балет про кукурузу? Это смешно!

 В своей музыке композитор умел «прикинуться», перевоплотиться, как многорукий Шива. Можно представить, как забавлялся он, когда писал, а еще более – когда читал рецензии на балет «Чудесница», поставленный в 1961 году на сцене Пермского театра оперы и балета. Это был типичный социальный заказ, точнее, социально-политический. Партия (устами Никиты Хрущева) сказала: «Надо!» – культура ответила: «Есть!»

Для композитора воплощение самого сумасбродного замысла – просто творческая задача. И он с ней, судя по всему, справился. Как писала областная газета, Терпиловский создал к спектаклю «легкую и прозрачную, местами совсем современную музыку».

Но каково было читать такие перлы о танцующих початках и каково – танцевать? «Думаете, просто исполнить партию «Ноги вагона» или “Ноги тучек”? Мы не видим самих актеров, их фамилий даже нет в программе. Только ножки в белых чулках старательно танцуют перед нами, унося паровоз, выпускающий клубы дыма…».

 Одно хорошо: у сказки был счастливый конец. Усатый Колос справил праздник дружбы с Кукурузой… В жизни, как известно, кукурузе не так повезло, все получилось несколько иначе. Генрих Романович рассказывал потом об этом «романе с кукурузой» с веселыми подробностями.

Терпиловский и Богословский: два сапога пара

Он умел, как говорится, расставаться с прошлым смеясь. В этом отношении Терпиловский был очень похож на другого композитора – Никиту Богословского. Они были в приятельских отношениях еще с далеких 1930-х. Двух пересмешников сближало многое: и любовь к джазу, и мировосприятие. Однажды мне попалась на глаза фотография Никиты Владимировича, где он сидел в своем кабинете в окружении тех же фотопортретов, что висели и в кабинете Генриха Романовича! Тут и Дюк Эллингтон, и Утесов, и Шостакович. Кстати, критиковали двух приятелей одни и те же лица, а редкие похвалы они получали из одних адресов. Например, уже на склоне жизни (1988) Терпиловский отметил для себя цитату из публикации в «Литературке», в которой говорилось: «Песенка Дженни» (муз. Н. Богословского, текст В. Лебедева-Кумача) из фильма «Остров сокровищ» претендует на мелодичность и доходчивость, но она имеет весьма малопочтенную родительницу – блатную песню…». Написано это было в 1938 году И. Дунаевским. И в те же 30-е годы доброе слово о молодом талантливом композиторе Богословском по поводу его оперы «Аристократы» сказал Дмитрий Шостакович, который в свое время поддерживал и Генриха.

Не случайно в архиве Терпиловского немало юмористических творений Богословского, его фотографии, телеграммы. В 1968 году Генриху Романовичу прилетело из Москвы поздравление с 60-летием, подписанное так: «Твои друзья», а фамилии подписавших – Н. Минх, А. Цфасман, А. Эшпай, И. Якушенко и Н. Богословский.

Как и Генрих Романович, Никита Владимирович Богословский страшно любил розыгрыши, причем объектами становились не только знакомые и друзья дома. Мелким бисерным почерком Терпиловского переписаны в одну тетрадку песни московского коллеги: «Темная ночь», «Любимый город может спать спокойно», «Спят курганы темные», и тут же – «Песня Кости-моряка», сочинение, за которое Богословского сильно критиковали в свое время. Но мало этого: Генрих, судя по списку, разучивал и исполнял со своими музыкантами куплеты «Капут!», своеобразное продолжение песни про Костю-моряка на ту же мелодию. Начинается песня так:

                                                             Шаланд не знает заграница,
Кефали нет в ее воде,
Искали фрицы путь к пшенице,
А смерть нашли себе везде.

 

И припев был соответствующий:

                                                            Мы вам не споем за всю Европу –
Вся Европа очень велика,
Но и Гитлеру и Риббентропу
Надавали крепко под бока!

 

Автор этого популярнейшего в те годы произведения не установлен, но то, что к нему приложил руку и сам Терпиловский, не вызывает сомнения. В его литературном архиве сохранились музыкальные фельетоны, скетчи, юморески, афоризмы, шутки, диалоги, репризы различных авторов, в том числе Н. Богословского. Некоторые из них он выписывал из книг, журналов, а часто придумывал сам, сочинял, приспосабливал к сцене. Пробовал себя и в жанрах байки и басни, с непременной моралью в конце («Дегустатор», «Городская сказка» и др.).

Да, скорее всего, так и есть: одним из секретов долголетия Терпиловского (80 лет для бывшего зэка!) было его природное, удивлявшее многих неиссякаемое остроумие. Любитель ироничных афоризмов, Генрих Романович по достоинству оценил изречение своего собрата по цеху Никиты Богословского: «Старость – это единственная возможность прожить долго».

Владимир Гладышев

О Терпиловском

«Мне посчастливилось несколько лет играть в коллективе под руководством Генриха Терпиловского. Вспоминаю сейчас те встречи, репетиции, концерты с трепетом и сожалением: надо было мне записывать каждое слово за этим человеком. Врезалась в мою память одна картина: мы играем в кинотеатре, страшно тесно, и наш маэстро вынужден сложить свои длинные ноги в какую-то немыслимую конфигурацию! И мне показалось в этот приезд домой, что Терпиловский и сегодня не очень-то вписывается в культурный «пейзаж» Перми, а жаль! Хорошо, конечно, что проводится фестиваль его памяти, но пора уже по-хозяйски отнестись и к его музыкальному наследию. Оно очень интересно, поверьте мне».

Валерий Сергеевич Левин,
бывший житель Перми, ныне американский пенсионер


1 Книга В. Гладышева «ТерпИлиада» удостоена премии в сфере культуры и искусства г. Перми за 2009 год.
Портал ГосУслуг

Нам требуются

    Кадровый резерв